Русская буржуазия в период капитализма,ее развитие и особенности

 

Советские историки мало занимались изучением русской буржуазии в период капитализма. Даже из обобщающих ленинских характеристик в нашу литературу широко и прочно вошли лишь немногие высказывания — о контрреволюционности русской буржуазии, ее дряблости, малокультурности, пресмыкательстве перед царизмом и т. п.1. До сих пор используется лишь небольшая часть того, что дают труды В. И. Ленина для понимания развития и особенностей русской буржуазии.

Положив начало подлинно научному исследованию российского капитализма, Ленин одновременно пристально изучал все общественные классы России в их развитии, в том числе и буржуазию. Основные пути ее образования В. И. Ленин показал еще в работах 90-х годов 2, а затем прослеживал шаг за шагом формирование русской буржуазии политически в класс, образование и эволюцию ее политических партий. При этом Лениным вскрывались основные социально-экономические особенности русской буржуазии, определявшие ее общественно-политические позиции в целом и ее отдельных групп и слоев. Необходимо подчеркнуть, что при крайне незначительном внимании и дореволюционной и советской литературы к истории русской буржуазии сегодня без трудов Ленина было бы даже невозможно подойти к сколько-нибудь общему научному представлению о развитии и ее особенностях в период капитализма. Источники для изучения российской буржуазии в период капитализма невелики. Дореволюционные статистические публикации не дают возможности установить даже общую численность буржуазии в стране». Русская буржуазная литература, историческая и экономическая, не проявляла никакого интереса к истории господствующего класса капиталистического общества3. Меньшевистская же литература и публицистика, исходя из своей концепции русской буржуазной революции, интересовалась русской буржуазией, искала симптомы превращения ее в ведущую социальную и политическую силу страны 4.

В советской литературе серьезный шаг в изучении русской буржуазии был сделан лишь историками феодально-крепостнического периода5. К развитию же буржуазии в период капитализма проявили интерес только П. И. Лященко6 и авторы III и IV томов «Истории Москвы»7. Помимо этого в некоторых работах, посвященных монополистическому капитализму и экономической политике царизма, в качестве попутных результатов основного исследования содержатся новые документальные данные и обобщения, касающиеся вопросов формирования в 60—70-х годах крупной буржуазии в тяжелой промышленности, взаимоотношений московской буржуазии и царизма, ее эволюции в период империа-лизма, процессов формирования финансовой олигархии8.

В данной статье делается попытка, опираясь на труды В. И. Ленина, подойти к обобщенному представлению о развитии и особенностях русской буржуазии после реформы 1861 г., что в дальнейшем может послужить началом более глубокого изучения этой темы. Слабая ее разработанность вынуждает ограничить сформулированную выше задачу.

В центре изложения — крупная промышленная буржуазия, которая в период капитализма играет экономически ведущую роль и является признанным лидером всего крупного капитала. Несмотря на скудость источников, необходимо в какой-то мере осветить торговую буржуазию, которая в России занимала несоответственно для периода капитализма большое место9. Отсутствие •в литературе минимально необходимых данных вынуждает отказаться от рассмотрения/городской мелкой буржуазии. Почти ничего нельзя добавить в настоящее время к той весьма приблизительной характеристике, которую все же сумел дать П. И. Лященко местной буржуазии нерусских национальных районовсельской буржуазии все еще недостаточно исследована и нуждается в отдельном рассмотрении. Таким образом, темой статьи является только «одна буржуазия» н—социально-экономическое и общественно-политическое развитие и особенности российской крупной буржуазии в целом и ее основных групп.—буржуазии промышленной, торговой и финансовой..

Из частных сюжетов, входящих в тему статьи, значительное внимание уделяется взаимоотношениям крупной буржуазии и царизма, также отношениям обоих эксплуататорских классов — буржуазии и помещиков. Политические партии буржуазии, их возникновение и эволюция будут рассматриваться в самом общем виде, поскольку это необходимо для понимания общественно-политического лица крупной буржуазии 12. В этом плане не может быть обойден вопрос о формировании в России буржуазной интеллигенции. Этот относительно небольшой и социально несамостоятельный слой, помимо своих общественно-экономических и культурных функций, играет в капиталистическом обществе особую роль в формировании идеологии крупной буржуазии и в практическом осуществлении ее политики. Интеллигенция, указывал В. И. Ленин, «всего сознательнее, всего решительнее и всего точнее отражает и выражает развитие классовых интересов и политических группировок во всем обществе» 13. Весьма существенна и роль буржуазной интеллигенции в распространении идеологического влияния буржуазии на широкие мелкобуржуазные массы14 (а кое-где на рабочих). Без этого крупная буржуазия, а позднее еще более малочисленная финансовая олигархия, не могут иметь достаточно широкой социальной опоры в капиталистическом обществе 15.

В изложенных рамках автор стремится свести наиболее важное из того, что дают труды В. И. Ленина для понимания социально-экономического и политического развития и особенностей русской буржуазии, что имеет самостоятельное значение.

Первый большой этап формирования русской буржуазии и ее развития относится еще к дореформенному периоду и не входит в тему статьи. Все же для более отчетливого понимания развития и особенностей русской буржуазии в период капитализма необходимо вкратце остановиться на том тормозящем влиянии, которое оказывало долгое господство крепостнических отношений на формирование буржуазии в России16.

История русской буржуазии в период капитализма, от реформы 1861 г. до Великой Октябрьской социалистической революции, отчетливо делится на два этапа с рубежом в начале XX в. Но если в социально-экономическом развитии буржуазии таким рубежом было самое начало XX в., переход к империализму, то в общественно-политическом ее развитии—революция 1905—1907 гг. Именно тогда завершилось очень позднее в России формирование буржуазии политически в класс.

 

1.УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ КОРЕННОЙ РОССИЙСКОЙ БУРЖУАЗИИ

В ПОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД.

КРУПНАЯ МОСКОВСКАЯ И ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ БУРЖУАЗИЯ

Исторически затянувшееся в России существование крепостного хозяйства оказало большое влияние на замедление процесса формирования буржуазии, в особенности крупной промышленной, и накопления ею капиталов. Весь мануфактурный период истории русской промышленности характеризуется развитием наряду с капиталистической также мануфактуры на крепостническом труде. Последняя преобладала в обрабатывающей промышленности до конца XVIII в., оставаясь живучей и в первой половине XIX в. Только начало промышленного переворота в 30—50-е годы приводит к резкому преобладанию вольнонаемного труда в обрабатывающей промышленности. В горнозаводской преобладание принудительного труда сохраняется и в канун реформы 1861 г.18.

Такая особенность формирования капиталистического уклада в России способствовала значительному распространению в XVIII в. своеобразного дворянского «предпринимательства» в ущерб развитию буржуазии. Организуя посессионные и вотчинные мануфактуры, крупные крепостники расширяли феодальную эксплуатацию и потребительское использование доходов. Выходцы из купечества или удачливых мелких производителей, становясь крупными промышленниками, в ряде случаев добивались владения крепостными и одворянивались (Демидовы, Гончаровы, Баташовы, Твердышевы, Яковлевы и др.). Наряду с купечеством помещики, а особенно их сановно-чиновничьи верхи широко приобщались до XIX в. и к таким источникам первоначального накопления капиталов, как колониальный грабеж, захват земель, торговые монополии, военные поставки, откупа и прямой грабеж казны. Это частично вело и к обуржуазиванию отдельных представителей дворянства. Однако огромные доходы дворянской знати использовались в основном непроизводительно 19 и в то же время значительно суживали накопление капиталов формировавшейся буржуазии, задерживая ее развитие.

К началу XIX в. торговый и торгово-ростовщический капитал все еще преобладал над промышленным, но уже наметился новый процесс формирования крупной промышленной буржуазии из среды мелких промышленников, в значительной мере крепостных крестьян. Этот путь стал в первой половине XIX в. основным в формировании коренной рус-ской промышленной буржуазии. Однако торговля все еще оставалась большим источником доходов крупной буржуазии, которая и здесь по-' поднялась выходцами из крепостного крестьянства. При резком падении специфического дворянского «предпринимательства» намного повыси-лось значение казенных подрядов, поставок и, в особенности, откупов в качестве источников формирования состояний крупной буржуазии.

Накоплявшиеся здесь капиталы направлялись в промышленность и торговлю. Несмотря на прогрессировавшее разложение, крепостной строй в первой половине XIX в. продолжал задерживать развитие капиталистических отношений и складывание крупной буржуазии. Это проявлялось с полной наглядностью в области кредита, частного и государственного. Существенной особенностью России была система докапиталистических казенных банков, где оседала подавляющая часть денежных капиталов страны, которые были растрачены в форме непроизводительных ссуд помещикам и «позаимствований» в казначейство для покрытия бюджетных дефицитов. Помимо того, монополия крепостнического государства задержала развитие финансовой буржуазии (банкиров), отвлекая вклады и лишая ее источников дохода от размещения госзаймов. Рост внутреннего госдолга в форме «позаимствований» (а не выпуска облигаций как на западе) не мог способствовать возникновению биржевой игры, акционерных обществ и т. п.

Крепостной строй создавал многочисленные трудности государственно-правового характера на пути формирования буржуазии в класс. Многие крупные капиталисты оставались длительное время крепостными на оброке. Сохранялись многочисленные сословные барьеры между классами, а также внутри самой буржуазии, формировавшейся не только из купцов, но и крестьян, мещан, выходцев из дворянства. В целом складывание буржуазии в первой половине XIX в. значительно подвинулось вперед, но она еще была немногочисленна. Известное представление об этом дают цифры о числе лиц мужского пола купеческого сословия в 1851 г.—около 180 тыс. (из них первой и второй гильдии, т. е. крупного купечества около 8 тыс.), тогда как число лиц духовного звания было в 1,5 раза больше20.

Одним из основных условий, определивших особенности развития русской буржуазии в период капитализма, являлась ликвидация крепостнических отношений сверху, при сохранении сильнейших крепостнических пережитков, влияние которых усугублялось тяжелым налоговым бременем. Реформа 1861 г. устранила крупнейшее препятствие для развития капитализма и роста буржуазии. Характер же проведения реформы создавал источник дешевой рабочей силы, что вело к чрезвычайно высокой норме эксплуатации в России. В то же время сохранение крепостнических пережитков в деревне суживало внутренний рынок для капиталистической промышленности, а вместе с пережитками в политической надстройке России задерживало «капитал в его средневековых формах»22. Это налагало отпечаток и на капиталистическую промышленность, но особенно значительно сказывалось в торговле.

Высокая норма эксплуатации способствовала росту крупной, весьма концентрированной фабрично-заводской промышленности, которая я то же время сочеталась с обилием кустарно-ремесленных заведений. Существовавшая же в России промышленная статистика заслоняла «„необычайную» раздробленность тьмы мелких крестьянских предприятий» 23. Докапиталистический строй русской торговли медленно отступал перед капиталистической ее организацией. В первые десятилетия после реформы прибыли в торговле все еще приближались к размерам, характерным для периода первоначального накопления24.

Наряду с высокой промышленной прибылью, не менее высокая торговая прибыль

была важным источником обогащения российской крупной буржуазии. Это позволяло расширять производство в отраслях легкой и пищевой промышленности и увеличивать обороты в разных видах торговли за счет «внутренних накоплений».

Немалым источником доходов и накоплений буржуазии служил рост городской земельной ренты, связанный с развитием городов и увеличением городского населения. Вложение значительной доли своих капиталов в городские земли и дома было характерно для всей российской буржуазии до конца XIX в., а на периферии страны и в начале XX в.

Приверженность коренной российской буржуазии к легкой промышленности и торговле оказалась чрезвычайно устойчивой. Типичной для всей русской национальной крупной буржуазии являлась наиболее мощная и ведущая ее группа — крупная буржуазия Москвы и прилегающего к ней района. По своему экономическому значению и влиянию здесь преобладала крупная промышленная, преимущественно текстильная буржуазия. Формирование ее происходило еще в крепостнический период из крестьян—мелких скупщиков, реже—крупного купечества, начиналось с жестокой эксплуатации рабочих а мелких мастерских и гораздо более широкого круга «домашних» рабочих. Но уже в первой половине XIX в. родоначальники московских промышленных династий приступили к организации собственных фабричных предприятий. Развитие последних стало основой богатств наследственных семей крупных московских текстильных капиталистов. Главным источником образования их капиталов послужили огромные прибыли от жестокой эксплуатации промышленного пролетариата.

Насколько велики были накопления московской текстильной и особенно хлопчатобумажной промышленности, показывает пример одной из самых богатых наследственных семей капиталистов Морозовых. Их родоначальник при учреждении четырех морозовских фабрик располагал к 1840 г. примерно 200—300 тыс. руб. капитала. К 1914 г. главные предприятия четырех ветвей Морозовых имели 44 млн. руб. паевых капиталов, целиком принадлежавших самим Морозовым, а вместе с запасными капиталами—73 млн. руб. Морозовские предприятия имели огромные скрытые резервы—их основные капиталы (имущество), достигавшие 95 млн. руб., были формально амортизированы на 73%. Фактически же в 70-миллионной сумме числившейся амортизации содержалось не менее 35—40 млн. руб. скрытых резервов, т. е. собственные капиталы предприятий достигали 110 млн. руб. Морозовы, подобно другим московским капиталистам, имели еще скрытые резервы в виде значительных принадлежавших их предприятиям земельных владений —до 50 тыс. десятин, приобретенных много десятков лет назад по низким ценам и фактически не переоцененных по балансам. Располагая материалами, товарами и наличными ценностями в 55 млн. руб., Морозовы по существу не имели долгов, так как их задолженность поставщикам и банкам была ниже тех товарных кредитов, которые они предоставляли своим покупателям. На четырех предприятиях работало 54 тыс. рабочих, оборудование состояло из 703 тыс. веретен и 14 тыс. ткацких станков, готовой продукции выпускалось на сумму до 102 млн. руб. Все это было достигнуто без участия посторонних капиталов, одним лишь выжиманием прибавочной стоимости25.

Весьма сходным, хотя и в меньших масштабах, было положение основных текстильных предприятий, принадлежавших другим крупным московским промышленникам — Прохоровым, Рябушинским, Бахрушиным, Коншиным, Коноваловым, Третьяковым и др. Все эти предприятия сохранили до 1917 г. характер семейной собственности: они принадлежали узкому кругу родственников-пайщиков и в них не допускались другие капиталисты, тем более, что в сторонних средствах владельцы не нуждались и прибегали к их помощи лишь на короткие сроки.

Немалым источником образования крупных капиталов московской промышленной буржуазии являлись торговые прибыли. Для Москвы»—центра российской внутренней торговли и крупного транспортного узла — была характерна тесная связь промышленного капитала легкой промышленности с торговым капиталом. В то же время основная промышленная продукция Москвы—текстиль по характеру сбыта требовала энергичного поиска рынков по всей России. Московские капиталисты проникали во все концы страны — на отдаленные рынки Сибири и Средней Азии, наконец, на зарубежные восточные рынки. Крупные московские фабриканты нередко сами организовывали сбыт в отдаленных районах страны.

Центральное положение Москвы чрезвычайно повышало ее роль во внутренней торговле хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами. Москва являлась обширным резервуаром внутренних промышленных и торговых капиталов. Сюда стекались со всех концов страны торговцы за товарами. Сюда же шло громадное количество сырья для продажи и для переработки в центральном промышленном районе, Москва была как бы главным рассадником торговли внутри страны и на ее окраинах, московские торговцы, их приказчики и агенты были рассеяны по всей России, являлись активными участниками многочисленных ярмарок, сохранившихся еще в начале XX в. К Москве тяготела промышленная и торговая буржуазия не только центра России, но и обширных северных и восточных районов страны.

Особый интерес московский капитал проявлял к районам заготовления текстильного сырья. Московские фирмы еще в начальный период возникновения отечественного хлопководства 'проникли в Среднюю Азию, захватили заготовку и торговлю хлопком и были потеснены в этой области крупнейшими банками Петербурга лишь в начале XX в.

Характерной чертой московской крупной буржуазии было отсутствие тяги к вложению капиталов в тяжелую промышленность, в новые в стране отрасли, в новые промышленные районы. В основе этой особенности, присущей всей национальной промышленной и торговой буржуазии России, лежал высокий уровень эксплуатации, дававший в текстильной, пищевой и вообще в легкой промышленности огромные прибыли, и повышенная в условиях многоукладной экономики России прибыль торгового капитала.

Уровень прибыли хлопчатобумажной промышленности московского района был весьма значительным и притом устойчиво высоким. Этот уровень даже в исключительно благоприятные для тяжелой промышленности периоды, как подъем 90-х годов, был выше, чем в металлургии, не говоря уже об угольной промышленности, и немногим отставал от нефтяной. До конца 90-х годов предприятия Морозовых, товарищества Собиновской мануфактуры, Рабенек ежегодно выплачивали на свои паи дивиденд в размере от 15 до 25 и более процентов, увеличивая сверх того за счет прибыли свои капиталы. Типичным для остальных паевых хлопчатобумажных предприятий можно считать средний дивиденд в 10% 26. В 1900—1909 гг., когда прибыли в тяжелой промышленности, кроме нефтяной, резко снизились, уровень прибыли в московской хлопчатобумажной промышленности оставался высоким и даже во время предвоенного подъема мало отставал от южной металлургии. Отсюда становится понятным, почему московский крупный капитал за незначительными исключениями не делал попыток утвердиться даже в нефтяной промышленности—единственной крупной отрасли тяжелой промышленности с устойчиво высокой доходностью. Немногие металлообрабатывающие предприятия московского района были основаны не коренной местной буржуазией, а сторонними капиталистами: бр. Струве и Лесингом (Коломенский завод), Гужоном, Бромлей, Листами, Вогау и др., т. е. главным образом осевшими в России капиталистами иностранного происхождения, которые в текстильной промышленности составляли незначительное меньшинство (Кноп, Рабенек, Циндель). Зато чрезвычайно выгодная импортная торговля чаем в значительной мере была захвачена Москвой.

Для крупнейших московских промышленных капиталистов было характерно также сочетание владения крупными предприятиями легкой промышленности с ведением крупной торговли и приобретением весьма доходной городской недвижимости и домов. Показательной для характера московского капитала являлась крупнейшая, хотя и иностранного происхождения, фирма Вогау, сочетавшая активное участие в промышленности, в том числе даже в предприятиях тяжелой промышленности вне московского района, с крупной торговлей хлопком, сахаром, чаем.

26 Прибыли здесь и ниже характеризуются на основании балансовой статистики и балансов московских текстильных предприятий, имевших форму паевых товариществ, балансов акционерных предприятий тяжелой промышленности и т. д. Даже московские банки были организованы московской буржуазией по подобию их предприятий. Являясь как бы коллективными кредитными учреждениями крупного московского капитала, целиком приспособленными к его интересам, они даже в период империализма не стали самостоятельной силой. Помимо удовлетворения его нужд в кредите на месте, эти банки раскинули свои филиалы главным образом в районах заготовки сырья для московской текстильной промышленности, в хлопководческих районах Средней Азии и в льноводческих районах северо-запада России. Единичные местные банки грюндерского типа, вроде принадлежавших фактически банкирскому дому Л. С. Полякова, стояли гораздо ближе к основным московским банкам, чем к петербургским. Учредительские операции самого банкирского дома были направлены отнюдь не на проникновение в промышленность, а на организацию неудавшихся предприятий в Персии, крупной хлопкозаготовительной торговой фирмы в Средней Азии, обществ домостроения и приобретения лесных имений, т. е. в направлениях, характерных или совпадающих с интересами московского капитала27.

Переходя к периферийной коренной русской буржуазии, следует прежде всего иметь в виду, что в России значение торговой буржуазии было относительно выше, чем в индустриальных странах Запада, и это особенно сказывалось в менее промышленных районах, таких как Север, Среднее и Нижнее Поволжье, Сибирь, Дальний Восток. В. И. Ленин отмечал живучесть в первые десятилетия пореформенного периода старого торгового и торгово-ростовщического капитала28. Но и позднее значение торгового капитала оставалось в условиях многоукладной экономики России относительно высоким.

Прежде всего, во всем товарообороте, и внутреннем и экспортном, сельскохозяйственная продукция еще преобладала над промышленными товарами.

Продвижение товаров от мест производства к местам их потребления было медленным из-за больших расстояний, недостаточности железнодорожной сети и плохой организации товарного движения, слабого развития шоссейных и грунтовых дорог.

Не меньшее влияние на замедление товарооборота имели социально-экономические условия, порождавшие узость внутреннего рынка и резкие колебания спроса на товары в зависимости от чрезвычайно сильных изменений урожая хлебов.

К этому еще присоединялась устарелая организация русской торговли.

Под действием всех указанных причин в разных звеньях торговли на складах и в пути накапливались значительно большие, чем на Западе, запасы. В этих условиях для оборота одинаковой по величине массы товаров в России требовались намного большие капиталы, чем в западных странах.

Отсталость организационных форм торговли выражалась в большой живучести и распространенности ярмарочной торговли, которая отличалась многими чертами, противоречившими строю капиталистической торговли29, в обилии, особенно на окраинах, мелких посредников, грабивших крестьян и других мелких производителей.

Одной из характерных черт российской торговли был низкий ее культурный уровень, выражавшийся в несоблюдении сроков поставок, невыполнении условий по качеству поставляемых товаров, неорганизованности их сортировки из-за недостаточного развития складской сети, что делало невозможным заключение сделок по образцам. И без того высокие цены на промышленные товары намного взвинчивались в низовых торговых звеньях, где они доходили до деревенского потребителя. На рубеже XX в. железо при оптовой цене 4 коп. за фунт продавалось в деревне по цене до 7 коп.

30. Подобное положение было и в хлебной торговле до начала ее широкого кредитования Государственным и частными банками в 90-е годы. Местные скупщики — купцы и кулаки, являлись монополистами-покупателями, скупали хлеб по крайне низким ценам и имели огромные торговые прибыли. На окраинах же страны, в торговле другими сельскохозяйственными продуктами аналогичные формы эксплуатации мелких производителей торговым капиталом сохранились и в начале XX в.

В северных и восточных районах промышленная буржуазия, в сущности, еще не отделилась до конца от торговой. Важнейшими источниками ее состояний были торговля, в первую очередь хлебом, судоходство, доходы от городских владений. Хлебная торговля нередко совмещалась с мукомольной промышленностью; крупные торговцы-купцы обзаводились разными предприятиями легкой и пищевой промышленности (на Севере—лесопильными заводами, в Восточной Сибири—золотыми приисками). В крупной розничной и даже в оптовой торговле совмещалась в одних руках торговля самыми разнородными товарами, как хлеб, мануфактура или лес31. И на основе соединения торговых и промышленных операций с явным преобладанием торговых вырастали огромные состояния таких капиталистов, как А. Н. Второв в Сибири или Мешковы в Поволжье32.

Изложенное дает ключ к пониманию таких «свойств» коренной русской буржуазии, как недостаточная хозяйственная активность или малая в ее основной массе культурность. /Ъ русской буржуазной литературе в качестве неотъемлемой..психологической и чуть ли не национальной особенности крупной буржуазии утвердились такие черты, как инертность, безынициативность, слабая предприимчивость. Русской буржуазии, не проявлявшей склонности к новым отраслям промышленности или малоразвитым, но перспективным в промышленном отношении окраинам, противопоставлялись инициативные капиталисты иностранного происхождения. На самом же деле коренной русской буржуазии не меньше, чем иностранной, были свойственны и активная погоня за прибылью, и предпринимательская «инициатива» в выжимании прибавочной стоимости в старых отраслях, в использовании всех докапиталистических форм эксплуатации в русской торговле. Но именно это лишало коренную буржуазию стимулов проникать в новые отрасли и районы, которые требовали относительно более высоких капитальных вложений, выжидания срока освоения до получения крупных доходов. Наоборот, те же отрасли и районы были достаточно привлекательны для иностранных капиталистов по сравнению с нормальным для периода домонополистического капитализма уровнем средней прибыли на их родине. Хозяйственная активность и предпринимательская инициатива русской буржуазии могла «европеизироваться» лишь при условии ликвидации всех экономических, социальных и политических крепостнических пережитков. При сохранении же их новые отрасли и районы становились естественным полем деятельности сначала капиталистов иностранного происхождения33, а позднее - иностранного финансового капитала и не потому, что они «завоевывали» эти отрасли и районы, а потому, что русский капитал в массе туда не шел.

Широкое распространение в торговле наиболее грубых форм эксплуатации, в том числе докапиталистических, повышенный удельный вес торговой буржуазии, ее переплетение с промышленной в периферийных районах страны вместе с сохранением старой «азиатчины» во всей общественно-политической жизни объясняют также и малокультурность буржуазии. Поэтому и в среде более развитой крупной промышленной буржуазии ее верхний культурный слой оставался численно незначительным.

 

Ч. РАЗВИТИЕ БУРЖУАЗИИ В ТЯЖЕЛОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ.

ПЕТЕРБУРГСКАЯ БУРЖУАЗИЯ

Особыми путями шло формирование российской крупной буржуазии в тяжелой промышленности и в железнодорожном транспорте, являвшемся в условиях пореформенной России ведущим звеном капиталистической индустриализации.

Старейшая отрасль российской промышленности — металлургия Урала и центрального района—оставалась в руках полуфеодальной стародворянской «буржуазии» (в центре до конца XIX в., на Урале до 1909—1912 гг.). В новых же отраслях тяжелой промышленности возник слой крупной буржуазии, отличавшийся от коренной русской промышленной буржуазии и по происхождению и еще больше по источникам образования своих капиталов.

В отличие от легкой промышленности, новые отрасли нуждались с самого начала в привлечении капиталов со стороны. Характерное для всех «молодых» капиталистических стран превышение потребности в капиталах над их внутренним накоплением было в России особенно значительным. Огромные денежные капиталы были растрачены до 60-х годов через систему дореформенных банков. [Но и в период капитализма при высокой норме эксплуатации процесс образования денежных капиталов тормозился крепостническими пережитками. Весьма значительную часть денежных капиталов царское правительство посредством государственных займов использовало на военные расходы и на покрытие бюджетных дефицитов в мирное время или отвлекало на непроизводительные ипотечные кредиты помещикам (через Дворянский

 

33 Такие оседавшие в России капиталисты также предпочитали до конца XIX в. торговлю (экспортную) и легкую промышленность (см. подробно ниже).

и другие земельные банки). Все это обостряло недостаток в капиталах для железных дорог и тяжелой промышленности.

При всей половинчатости и незавершенности реформы 1861 г. она неизбежно влекла за собой поворот всей экономической политики правительства. Классовая основа ее оставалась прежней. Правительство стремилось к сохранению и укреплению политической власти и экономических привилегий помещиков, но для достижения этой цели в новых условиях вынуждено было активно способствовать экономическому развитию страны по пути капитализма, подводить новый социально-экономический базис под самодержавие. В условиях сохранения крепостнических пережитков общие меры экономической политики, способствующие развитию капитализма, из них на первом месте высокая таможенная охрана, оказывались недостаточными. Правительство вынуждено было вступить на путь форсирования капиталистического развития страны методами непосредственного государственного вмешательства, что в целом совершенно несвойственно периоду домонополистического капитализма на Западе. Базой государственного вмешательства было огромное в России государственно-капиталистическое хозяйство и крупнейшие для XIX в. военные расходы в мирное время.

Объектом форсированного развития были, в первую очередь, железные дороги и обслуживающие их отрасли тяжелой промышленности (производство рельсов, подвижного состава), предприятия военной промышленности, отдельные предприятия других отраслей тяжелой промышленности, с 90-х годов—создание самостоятельной металлургической базы в стране. Особая поддержка оказывалась частным банкам, сначала в годы их возникновения (1863—1873) ради ускорения формирования капиталистической кредитной системы, а на последующих стадиях ее развития—ради укрепления банков. Такая политика проводилась в период подъема и роста хозяйства и сменялась во время кризисов и застоя широкой поддержкой вплоть до сохранения искусственными мерами существования банкротившихся предприятий и банков.

На первом этапе усиленного железнодорожного строительства (1860—70-е годы) оно велось почти целиком за счет иностранных капиталов, но при решающем участии правительства в их привлечении—путем государственных займов, явных или прикрытых гарантиями правительства. Российские же учредители ж. д. обществ почти бесконтрольно осуществляли строительство и эксплуатацию дорог с ничтожными собственными капиталами и колоссально обогащались за счет государственных средств. При этом правительство еще вынуждено было при системе гарантий субсидировать убыточные железные дороги. Железнодорожное строительство стало главной причиной роста внешнего государственного долга и дефицитности госбюджета в мирное время. Весьма существенной была в 60—80-х годах роль государственного участия в образовании капиталов (по сравнению с ж. д. незначительных) и даже управлении первыми крупными предприятиями новых отраслей тяжелой промышленности (передельная металлургия, транспортное машиностроение, военные заводы) 34.

Так возник целый слой российских капиталистов—железнодорожных дельцов, предпринимателей тяжелой промышленности, банковских заправил, которые своим обогащением во-многом, а подчас и целиком были обязаны правительству.

Происхождение этого слоя было пестрым и случайным. Он формировался лишь частично из лиц, бывших и до того крупными капиталистами — прежних откупщиков, банкиров, крупных торговцев Петербурга. В большей мере для нового слоя крупных капиталистов были характерны выходцы из малосостоятельных слоев буржуазии, военных и путейских инженеров, бывших крупных чиновников, обуржуазившихся дворян, вообще лиц, обладавших наряду с «деловыми» качествами умением или возможностью устанавливать и поддерживать связи с правительственным аппаратом.

Среди новых дельцов выделялись в 60—70-х годах железнодорожные «короли» — С. С. Поляков, П. И. Губонин, С. И. Мамонтов, П. Г. Дервиз, Н. Ф. Мекк и др. Весьма сходным путем создавались группы крупной буржуазии в упомянутых отраслях промышленности. Большинство учредителей первых заводов—такие, как братья Г. и А. Струве, Обухов, Н. И. Путилов, Голубев, тот же Губонин, князь Тенишев, В. А. Лясский—вместе с другими, уже совершенно случайными учредителями вложили весьма незначительные собственные средства в возглавляемые ими предприятия. Единственным исключением были Мальцовские заводы, выросшие на крепостном труде и модернизировавшиеся с 60-х годов, я то при значительной поддержке правительства. Решающим для развития всех этих предприятий являлось правительственное участие и скрытые субсидии.

Часть важнейших новых заводов по существу обанкротилась и перешла в 80-х годах на иждивение правительства (Путиловский, Невский, Мальцовские и др.). Два крупнейших военных завода—Балтийский и Обуховский—сначала фактически, а затем и юридически стали государственными. Наиболее крепкие предприятия (Брянское общество, Варшавское—Южно-русское днепровское) их владельцы сочли выгодным в 80—90-х годах продать иностранным капиталистам. Различные дельцы-учредители, пользовавшиеся огромной правительственной поддержкой—В. А. Кокорев, С. Д. Башмаков и др.—создавали временно целые конгломераты разнообразных предприятий, наживали на правительственной помощи крупные состояния, но только частично, опять-таки с помощью правительства, сохранили их в дальнейшем 35.

В целом за 1860—1880-е годы ни из железнодорожных королей, ни из разных дельцов-учредителей не создался сколько-нибудь влиятельный и даже устойчивый слой крупной буржуазии в тяжелой промышленности.

Не получился он и из дельцов-учредителей 90-х годов, опиравшихся в годы своего расцвета на использование крупных банков (А. К. Алчевский, П. П. Дервиз-сын, частично Л. С. Поляков и С. И. Мамонтов). Все они обанкротились, и во время кризиса 1900—1903 гг. их предприятия превратились в объекты правительственной поддержки.

Прочная база под тяжелую промышленность была подведена притокам иностранных капиталов в 90-х годах, а позднее капиталами, полученными через посредство русских крупных банков. Единственным значительным исключением была нефтяная промышленность, где на почве первоначальной леткой фонтанной добычи извлекались огромные доходы и выросли крупные капиталисты вроде Нобеля, Манташева, Лианозова, Гукасова и др. Но и этот слой не имел тесной связи с широкими кругами коренной русской буржуазии и очень скоро стал ее экономическим антагонистом.