Про українофілів та українофільство

 

Цю назву уривку невідомої статті В. Б. Антоновича дала К. М. Мельник-Антонович. Уперше він був опублікований нею в «Україні» (1928. Кн. 6/ С. 50 — 55) мовою оригіналу (російською) і так само переданий у «Творах» (Т. 1, 1932). Подаємо текст за останньою публікацією. /759/

На думку К. М. Мельник-Антонович, папір і почерк рукопису можна датувати початком 1860-х років. Зміст тексту свідчить про те, що він був написаний в найближчі роки після ліквідації кріпацтва. Автор полемізує з необ’єктивними публікаціями щодо українофілів київського часопису «Вестник Юго-Западной и Западной России», який редагував К. Говорський. У статтях цього часопису йшлося про загрозу українського сепаратизму та польської інтриги, які вбачалися у будь-якому прояві національного життя. Цю ж ідеологію проводив московський «Русский Вестник» за редакцією Каткова.

К. М. Мельник-Антонович припускала, що стаття відбивала нелише особисту думку Володимира Боніфатійовича, а й позицію Київської української Громади. Стаття, можливо, й готувалася за дорученням Громади, обговорювалася на її засіданнях, але не була закінчена (обривається на півслові).

 

Володимир АНТОНОВИЧ

ПОГЛЯДИ УКРАЇНОФІЛІВ

 

 

С шестидесятых годов в русской прессе появился термин «украинофильство» и «украинофилы», которым официозные публицисты окрестили известную часть интеллигенции Южнорусского края. Кличка эта установилась в русской литературе и, уснащаясь постоянно то бранными эпитетами, то инсинуациями политическими, применялась и применяется постоянно к группе людей, имеющих известный определенный взгляд на Южнорусский край, его национальный характер и бытовые отличия, создавая все более и более ненормальное и невыгодное положение для лиц, входящих или предполагающихся в составе группы. Ненормальность положения зависела не оттого, чтобы люди, разделяющие взгляды «украинофильства», были уличены в ошибочности основных положений своих взглядов или в недостаточности разработки их подробностей, а оттого, что противники и гонители «украинофильства», чувствуя себя менее прочно вооруженными научными аргументами, знанием края и возможностью объективно относиться к спорному вопросу, начинали всегда полемику бранью и инсинуациями и продолжали ее полицейскими мерами, общими и частными, предотвращавшими возможность всякого серьезного возражения: запреты собрания и разработки фактов, запреты цензурой статей, разъясняющих вопрос, наконец, личное гонение и высылка из края лиц, подозреваемых в сочувствии к украинофильству, по выражению распоряжения, подписанного одним из администраторов ¹, — все эти приемы и меры создали то положение, при котором возможно только изустное или частное разъяснение вопроса, но изучение его по литературным данным может привести лишь к одностороннему и хаотическому представлению о нем; в печати по большей части есть лишь нападки, обличения, предположения и инсинуации, высказываемые одной стороной, и весьма несмелые, редкие и неясные возражения другой, по большей части направленные исключительно к цели самозащиты. — /144/ При таком положении вопроса, возможность высказаться совершенно чисто и откровенно, при условиях безнаказанности за откровенность, представляется столь редко, что, даже при отсутствии надежды на какое бы то ни было признание хотя малой доли справедливости по спорному вопросу, сама по себе уже возможность высказаться представляет удовлетворение естественной потребности каждого образованного человека: заявить свое мнение и привести положения в его защиту.

 

 

¹ Распоряжение кн. Ширинского (Шихматова), по которому шести учителям предложено было переехать на службу в Приуральский край.

 

 

Под словом украинофилы мы понимаем тех уроженцев Южнорусского края, которые настолько знакомы со своей родиной, что успели констатировать отличительные черты ее народонаселения; настолько развиты, что изложить могут и литературно свои убеждения; настолько любят свою родину и желают ее развития и преуспеяния, что считали бы делом греховным умалчивать о ее особенностях и вытекающих из этих особенностей нуждах и потребностях; настолько не исключительно поглощены заботой о личной карьере и благосостоянии, что, по мере возможности в законных рамках, готовы отстаивать свои убеждения, несмотря на предубеждения, которые обыкновенно встречают их мнения, и на последствия этих предубеждений.

Убеждения украинофилов, основанные на возможном всестороннем изучении своего народа, состоят в следующем: — Народонаселение Южнорусского края представляет ясно выделяющуюся этнографическую единицу, о тождественности которой с народонаселением великорусским, белорусским, поволжским, новгородским, сибирским и т. п. можно утверждать только на основании или грубой этнографической ошибки при совершенном незнании края, или в силу априорной, обязательно навязанной мысли, исходящей не из реального факта, а из сферы соображений искусственных, кабинетно созданных на основании идеализированной космополитической утопии. Не входя в излишние подробности, которые потребовали бы целых научных трактатов по различным отраслям народознания, в коротких чертах постараемся указать главные характеристические черты этой этнографической особенности. Черты эти представляют довольно полную характеристику в отношениях: 1) антропологическом, 2) филологическом, 3) психологическом и 4) культурно-историческом.

1) Южнорусский народ занимает территорию, лежащую в условиях географических и климатических, значительно отменных от условий средней и северной полосы государства; говорить об отличиях климата, почвы, флоры, сельскохозяйственного производства и промыслов считаю излишним, — /145/ предметы эти слишком общеизвестны. Навряд ли кто-либо сочтет возможным отрицать продолжительное влияние окружающей природы на постепенное развитие этнографического типа; мы не находим достаточных причин для того, чтобы, признавая этот закон общим антропологическим и историческим законом для всего человечества, отрицать его исключительно лишь в применении к восточной ветви славянского племени; мы уверены, что если бы допустить совершенное исчезновение нынешнего южнорусского народа и колонизацию занятой им территории великороссами, то под влиянием географических и климатических условий через несколько столетий поселившиеся на юге великоруссы образовали бы отличную от оставшихся на севере родичей этнографическую особь, подобно тому, как переселившиеся на север в X — XII столетиях южноруссы выделились в тип нынешнего великорусса. Но кроме географических и климатических условий на образование типов малорусского и великорусского влияло еще и другое природное условие, важности которого в антропологии отрицать невозможно — это расовая помесь; оба типа не могут служить представителями чистой славянской расы (чистоту славянской крови мы можем признать на основании известных поныне данных разве за белоруссами). В состав малорусского типа вошла весьма многочисленная помесь тюркская (печенеги, половцы, крымские татары и особенно черные клобуки, некогда заселявшие почти одну треть всего пространства нынешнего Южнорусского края и расплавившиеся в славянской массе его населения), между тем как в состав великорусского племени вошли многочисленные обрусевшие финские племена. Мы не станем заниматься указанием физических отличий обоих типов, как потому, что пришлось бы нам уйти в чисто технические подробности антропологии, так и потому, что обставить каждую подробность вполне научно можно только путем собрания многочисленных данных и разработкой статистических выводов на основании этих данных; желая проверить наш взгляд и, если он оказался бы верным, научно констатировать его подробности, мы постоянно стремились к собиранию и разработке данных местной антропологии; стремление это было признано не заслуживающим терпимости, и потому мы, волею-неволею, должны ограничиваться сферой личного наблюдения; в вопросе о констатировке физических особенностей этнографического типа, как и во всех последующих вопросах, мы находимся в положении подсудимых, от которых требовали бы на суде точных доказательств для всякого высказанного ими положения, но вместе с тем запретили бы собирать эти доказательства; на основании же отсутствия пос- /146/ ледних потребовали бы вердикта о лжи или легкомыслии, — Тем не менее, оставаясь на почве единственно нам доступной — на почве личного наблюдения, мы уверены, что отдельность антропологического типа существует и при первой возможности научной разработки будет доказана строго научным образом во всех подробностях; от размеров скелета до пигментной окраски покровов; от степени нервозной восприимчивости до интенсивности мускульной силы.

2) Для констатировки особенности этнографического типа гораздо более важное значение, чем физическое телосложение, представляет речь, как первый признак духовной жизни. Каждый из нас по мере сил и возможности старался изучить язык южноруссов и собранный лингвистический материал подвергал научной филологической разработке. Некоторые из этих работ (Потебни, Житецкого, Огоновского и др.) были изданы и признаны вполне научными и добросовестными в ученом мире ¹.

 

 

¹ Книга Житецкого удостоена Академией Наук Уваровской премии, но автору книги запрещено жить на родине — habent sua fata libelli.

 

 

Другие, как, например, объемистый, строго научный труд Михальчука, встретили «независящие» препятствия для выхода в свет. Знающие и сколько-нибудь без предубеждения относящиеся к данному вопросу ученые признают за речью южнорусса признаки самостоятельного языка. Мнение это высказали лучшие славянские филологи: Миклошич, Ягич, Новакович, Максимович, Лавровский, Пыпин etc. Еще Шафарик в своем славянском народоописании привел до 30 фонетических и грамматических отличительных признаков малорусского наречия и т. д. Но ни авторитет этих ученых, ни говор 15 миллионов населения, пользующегося малорусским языком, не убедительны для тех, кто в силу предубеждения и apriorной утопии порешил, что малорусского языка нет, потому что его не должно быть. Лица эти ограничиваются, правда, не научными доводами, а весьма легко составляемыми афоризмами и изречениям: одни говорят, что малорусский язык есть простая механическая смесь русского с польским, другие, что это диалект русского языка, подобный диалектам: рязанскому, костромскому etc, третьи, что даже диалекта вовсе не существует, а только пустая затея нескольких праздных литераторов, выдумавших жаргон, которым никто, кроме этих праздных литераторов, не говорит и т. д. Если же вы попытаетесь попросить противников продолжать разговор на поле филологии, если укажете законы этой науки, в силу которых язык народа считается естественным организмом и признается невозможной в устах целого народа механическая смесь; если вы /147/ попросите указать точно научные границы между языком, наречием и диалектом и применить эти границы к данному вопросу, если вы укажете особенности фонетики, синтаксиса, этимологии или даже предложите простое лексическое сличение, то вместо продолжения научного спора встретите прежде всего красный карандаш цензора, затем газетные статьи, трактующие уж не о филологии, но об измене отечеству и посягательстве на целость государства, и, наконец, негласные сообщения и ряд невольных «путешествий» за подозрение в сочувствии к украинофильству. Несмотря на такую невыгодную для спорящих систему доказательств, мы, тем не менее, убеждены, что малорусский язык существует и ошибочность своего убеждения могли бы признать только перед лицом веских научных доказательств, буде таковые нашлись бы при полной свободе высказать с обеих сторон все доводы pro и contra.

3) Еще более важный признак особенности этнографического типа представляет та группа психологических явлений, которую обыкновенно называют народным характером; язык есть не более как внешний признак духовной жизни народа, но главное духовное отличие одной группы населения от другой лежит, конечно, в психологическом складе ощущений, понятий и сложившихся воззрений и идей; от этого внутреннего склада зависит и выбор тех сфер, на которые направляется, по преимуществу, деятельность народа, и способ устройства личной и семейной жизни, и вообще взаимных отношений между отдельными личностями, и направление стремления к развитию, и симпатии или антипатии, возбуждаемые у разных групп однородными внешними явлениями. — Если в этом отношении сличим группы великорусскую и малорусскую, то не можем не заметить во многих отношениях ясного контраста: великоросс прежде всего человек практический: все его внимание обращено на внешнюю борьбу, на житейскую деятельность, он поколениями приобрел к ней навык и приемы, необходимые для практической борьбы. Он деятелен и подвижен, он не привязывается к месту и идет охотно в отдаленные страны для заработка; он знает цену ассоциации и привык сплачиваться в артели, вести хозяйство многолюдными семьями; большая семья или артель представляют силу только при условии подчинения общей руководящей воле — ею является безграничный авторитет отца семейства или хозяина-предпринимателя. Среди практической борьбы личности сталкиваются резко и в силу этого вырабатывается в одно и то же время и привычка грубо обращаться с другими, и равнодушие к грубому обращению с собой. Среди постоянной практической деятельности /148/ умосозерцание представляет мало интереса и недостает досуга для того, чтобы ему предаваться — и потому внутренний мир слагается в формулы, практические афоризмы, внешние символы, не подлежащие ни обсуждению, ни критике, ни толкованию, но формально обязательные и постоянные в силу своей косности. Совершенно другой тип внутренней жизни малоросса: в складе его натуры чувство преобладает над практическим рассудком; он сильно привязывается ко всему окружающему и сохранение привязанности дороже для него практических выгод; только в случае крайности он расстается со своей хатой, со своим селом, с родиной; необходимость удалиться для заработка из села в город, на завод, на чужбину сама по себе составляет бедствие; как всякая натура по преимуществу лирическая малоросс выше всего ставит уважение и свободу своей личности. Во вред своему экономическому рассчету он стремится постоянно уединиться, сузить разделом круг своей семьи; продолжительное пребывание под авторитетом даже семейной власти для него невыносимо; личное оскорбление для него очень чувствительно, он всячески старается его избежать и с трудом его забывает; традиционная ненависть к полякам несомненно развилась не столько вследствие экономического гнета польских дворян, сколько вследствие презрительного обращения шляхтичей, видевших в крестьянах людей низшей породы.

Щекотливый относительно всякого нарушения личного достоинства, малоросс весьма осторожно обращается с личностью другого; он вообще мягок в обращении и в семье, и с посторонними. Всякого, непривычного к быту малоросса, поражает даже в крестьянской обстановке количество соблюдаемых приличий и изящество приемов в обращении. Любовь к уединению, к свободе, живая привязанность ко всему окружающему отражается и на его мышлении.

Малоросс привык обдумывать, отыскивать существенную сторону своих верований и понятий; формулой, внешностью, символом он не дорожит, для него важна сущность, истина, справедливость, или, по его выражению, «правда».

Сличая оба психологические типа, насколько они подлежат наблюдению, несомненно в каждой бытовой подробности видим контраст: тот и другой тип являются со свойственными себе, противоположными друг другу качествами и недостатками. При свободном развитии обоих несомненно великоросс найдет удовлетворение в приобретении богатства, силы, власти, малоросс — во внутреннем сознании свободы, в развитии личности, в возможном сознании справедливости и истины. /149/

4) Наконец, сознание особенности южнорусского типа дополняется историческими бытовыми данными, в которых выразилась личность этого народа в прошедшем. Между тем как великоросс в продолжение веков напрягал все силы для создания крепкого политического организма, южнорус не только не заботился о нем, но никогда не проявлял стремления к политической самостоятельности. Поочередно входя в состав государств Литовского, Польского и Русского, он признавал и уважал власть каждого из них. Ни стремления отдельных личностей, ни выгодные политические обстоятельства, ни даже сознание своей силы после победы, никогда не побуждали южнорусса искать или даже воспользоваться шансами самостоятельного политического существования. Довольно вспомнить несколько исторических моментов (Михаила Глинского, Хмельницкого, Мазепу) чтобы убедиться в том, что мысль о политической самостоятельности никогда не встречала отголоска в настроении южнорусского народа; даже удаленная в степь Запорожская община никогда не пыталась стать независимой; в течение двух столетий она без всякого принуждения признавала над собой верховную власть, весьма долго чисто номинальную, сначала польских королей, потом русских царей. При совершенном равнодушии народа к политической самостоятельности, при полной готовности признавать и уважать авторитет верховной государственной власти, малорусский народ очень живо всегда отстаивал свои общественные идеалы по отношению к внутреннему устройству своей страны. Насколько можем судить по фактам прошедшего, начиная с древнего веча и до козацкой рады, и в копных судах, и в устройстве Запорожской общины, и в городских магистратах, и в церковных братствах основные черты народного идеала, за сохранение которых он вел вековые войны и стоял поголовно, состояли в следующем: равноправность всех перед законом, отсутствие сословных отличий, соборное управление земскими делами, свобода религиозной совести, право развития и совершенствования собственных народных начал, применение выборного начала в управлении. Конечно, в прошедшем, особенно в столкновении с аристократическим строем Польши, идеалы эти оказались неосуществимыми, но неосуществление их причиняло народу нестерпимые страдания и вызвало с его стороны страшные жертвы.

Я привел все вышеизложенное для того, чтобы хотя в самых общих чертах обрисовать исходную точку украинофильства, чтобы хотя только наметить те мотивы, в силу которых известная группа людей имеет серьёзное основание думать в известном направлении, не подвергаясь упреку /150/ в легкомыслии. Украинофильство истекает не из моды, не из каприза, не из подражания кому бы то ни было, а из сознания факта действительно существующего; от факта тем более наглядного, чем более он освещается светом знания. Приятен ли или неприятен факт; желателен ли он носителю той или другой искусственной теории или комбинации, или нежелателен, он тем не менее существует и может быть всесторонне доказан. Не говоря уже о научном значении всякого отрицания существующего факта, мы не думаем, чтобы это отрицание заведомо реального факта могло кому бы то ни было принести какую бы то ни было практическую пользу, кроме извращения нравственного кругозора отрицающих и большей или меньшей доли страдания для отрицаемых. — Если допустить постепенное развитие самосознания в русском обществе, а мы позволяем себе верить в его прогрессивное развитие, то для нас ясно, что чем дальше вперед,тем более сознательных, добросовестных и развитых южноруссов и великоруссов станет на стороне отрицаемого факта, тем в более трудном нравственном положении окажутся отрицатели, и раньше или позже должны будут: или сознать свою ошибку, или запрещать quand meme неприятную для себя истину.

В настоящем положении вопроса попытаемся разобраться в хаосе упреков и нареканий, которыми осыпается украинофильство, и произвести им безпристрастную оценку. Несомненно, что большинство этих осуждений основано не на различии взглядов в изучении или понимании фактов, а скорее на различной степени самого изучения или, что еще чаще, на причинах, не имеющих никакой связи с каким бы то ни было изучением. Большинство возражателей руководится, естественно, рутиною: каждый новый взгляд, появление каждого нового научного или житейского положения вызывает обыкновенно в публике среднего развития неудовольствие, как нечто выходящее из круга обыденных, уже усвоенных и воспринятых понятий, как нечто нарушающее умственный покой и заставляющее обдумывать еще один вопрос; рутинеры относятся обыкновенно к украинофильству с некоторым раздражением, но если, кроме рутины, их не одушевляет какая-либо посторонняя причина, они относятся к вопросу добросовестно; они не подтасовывают фактов, не примешивают инсинуаций; они больше сетуют о старине и ссылаются на примеры предшествовавших поколений и т. п.

Притом мнения рутинеров редко проскальзывают в печати и более слышатся в частных беседах; они составляют лишь тот хор, на который в случае нужды ссылаются другие, более деятельные группы противников украинофильства. /151/

Другой ряд недоброжелателей украинофильства опирается в иных случаях на искреннее, в других — на напускное недомыслие; понятия о народности и государстве неясно определены в их мышлении; они полагают, что каждое государство должно стремиться к установлению однородного этнографического типа в своих пределах и что это установление может быть достигнуто путем административных мероприятий, как бы разнообразен ни был племенной и культурный состав его населения; однообразие они считают необходимым условием порядка и силы государства и, несомненно, если бы природа не ставила непреодолимых границ их тенденциям, они бы попытались циркулярами регулировать не только однообразие этнографическое, но и телосложение, цвет волос, высоту роста, длину носа и т. п. Ведь мы еще припомним то время, когда у солдат, набранных среди белокурого народа, полагались обязательно черные усы и порядок в этом отношении старался одолеть природу ваксой или накладкой на усы бараньего меха.

Поборники порядка, основанного на однообразии, не обращают внимания на то, что народность создается природой, а не законоположением, что самые разнородные и многочисленные народные типы могут не только жить совместно в одном государстве, но и в равной мере дорожить его прочностью, его законами и учреждениями, если эти учреждения гарантируют их общие права и равно всем оказывают покровительство и защиту; что раздор, а следовательно и общее ослабление государства, происходит лишь тогда, когда господствующая народность становится по отношению к подчиненным в роль завоевателя, властелина, рабовладельца, преследующего утопическую цель: стремление изгладить природную их физиономию и претворить их по своему образу и подобию; что если и возможно подобное претворение, то оно может случиться только путам постепенного культурного влияния при дружном сожительстве и только отдаляется мерами насилия, гонения и нетерпимости; что, наконец, преследуя подобную цель, государство лишь затрачивает на бесплодную и бесцельную борьбу лучшие запасы своих сил и энергии.

Не обращая внимания на все вышеисчисленные мотивы, не давая себе труда взглянуть на примеры дружелюбного сожительства различных народностей в составе многих государств, как в прошедшем, так и в настоящем, поборники однообразия видят в каждой попытке констатировать этнографический состав населения, изучить его типы и заявить на основании изучения пожелания и надежды относительно, путей дальнейшего их развития и преуспеяния, как /152/ на государственную измену, как на тенденцию политическому го сепаратизма. — Раз став на эту точку зрения, перепутав понятия о народности (как организме, созданном природой) и о государстве (организме, основанном на стремлении взаимно гарантировать безопасность и благоустройство жителей одной территории), любители прямолинейного порядка чувствуют непреодолимое стремление достичь своего идеала мероприятиями. Это обходится тем легче, что к числу поборников государственного однообразия принадлежат, в силу издавна установившейся привычки, за малым исключением, все лица, занимавшие и занимающие в Южнорусском крае крупные административные должности.

Наконец, третья и, несомненно, самая злостная и недобросовестная группа противников украинофильства состоит из лиц, фарисейски преследующих, под личиною будто безграничной преданности государству и его целям, свои личные виды. В общественных вопросах люди подобного закала совершенно индиферентны по существу своих убеждений; они убеждения эти готовы менять ежедневно, под условием личной выгоды и влияния; они готовы примыкать к каждому веянию и направлению под условием, что в данное время сила и власть будут на их стороне и вознаградят их усердие известной выгодой; пользуясь недоразумением по отношению к украинофильству, спекуляторы раздували это недоразумение, усиливали предубеждение властей подтасованными или заведомо выдуманными фактами и предупреждали разъяснение истины, вызывая репрессивные меры, препятствовавшие гласному обсуждению вопроса. С одной стороны, интригующие дешевой ценой снискивали себе репутацию ревнителей и спасителей целости государства, спасая ее лишь от фантомов собственного сочинения, с другой — они не упускали случая создать мутную атмосферу для более удобного производства личных недоброкачественных делишек, для сведения личных счетов из-за оскорбленного самолюбия и т. п. Подробные примеры подобного рода целей и приемов будут указаны при очерке причин, вызвавших распоряжения 1876 года.

Исходя, таким образом, из рутины, недостаточно ясного общественного развития или личных побуждений, противники украинофильства в течение 20 лет выставляли против украинофильства три различные обвинения. Постараемся вкратце передать мотивы этих обвинительных актов и оценить их относительную правдивость.

Первые гонения на украинофильство возникли в 1860 году вследствие жалоб польских помещиков Южнорусского края о том, будто лица, занимающиеся малорусской литера /153/ турой, представляют направление ультрадемократическое, стремящееся произвести в крае поголовное истребление дворян; администрация, не дав себе труда проверить фантастические доносы польских дворян, приступила немедленно к ряду репрессивных мер: бывший генерал-губернатор, князь Васильчиков, беспрестанно тревожимый нареканиями дворян и выслушивая самые странные сплетни, сочиняемые ими, старался избавиться от зарождавшегося направления рядом административных распоряжений: то один циркуляр воспрещал в крае продажу букваря, изданного Кулишем, за то, что в нем помещена была, как образец народной поэзии, давно известная в печати дума о Наливайке, усматривая в ней возбуждение к истреблению помещиков; то предписывалось полиции проверить, не привезены ли из Петербурга в гробу ножи для резни, под видом тела покойного поэта Шевченка, и наряжен строжайший надзор над посетителями его могилы; то производились обыски, аресты и следствия над молодыми людьми, носившими малороссийский костюм, и начальник края с крайним недоумением и свойственным ему добродушием узнавал из следствий, что подсудимые нисколько не думают о резне, а занимаются составлением букварей и изучением этнографии края; комизм мероприятий дошел до того, что в ’праздник св. Троицы, 1860 или 1861 года, по жалобе дворян запрещена была в ярмарочных балаганах уже 100 лет установившаяся пьеса кукольного театра, изображавшая подвиги Ваньки Каина, так как помещики усмотрели в содержании этой пьесы, великорусского происхождения, украинофильское подстрекательство народа против дворян. — Готовность местной администрации удовлетворять жалобам дворян...

 

Погляди українофілів

 

Таку назву статті дала К. М. Мельник-Антонович, яка вперше опублікувала цей незавершений і не озаглавлений В. Б. Антоновичем уривок з авторського рукопису в «Україні» 1928 року (Кн. 6. С. 58 — 66). Так само він був передрукований у «Творах» 1932 р. (С. 238 — 242) й, відповідно, у цій книзі.

Як аргументовано довела Катерина Миколаївна, стаття була початком пояснювальної записки, що складалася у січні-лютому 1881 р. для сенатора Половцова. Повернувшись із закордонного відрядження 1880 р., В. Б. Антонович застав у Києві значні зміни. В місті діяла комісія сенатора Половцова, яка змістила з посади генерал-губернатора Черткова за зловживання. Останній активно боровся з «українофільством» і мав намір вислати з Києва 12 професорів, у тому числі Антоновича. Однак з початком діяльності комісії Половцова ситуація змінилася. Антоновича навіть обрали деканом історично-філологічного факультету. Суспільство очікувало нових глобальних змін, передовсім — прийняття конституції. Половцов дозволив здійснити урочисту панахиду по Тарасу Шевченку в Софійському соборі та провести студентський вечір під відповідальність впливових професорів, зокрема, В. Б. Антоновича. За споминами сучасників, на цьому вечорі Антонович виголосив промову, зміст якої частково збігається з текстом записки ¹. Сенатор зацікавився українською справою, запрошував до себе й відвідував сам В. Б. Антоновича та О. Ф. Кістяківського. Українські кола намагалися переконати Половцова в нагальній потребі офіційного задоволення національних і демократичних вимог. Останній погодився подати відповідну інформацію до урядових кіл та розповсюджувати її у впливових сферах столиці. К. М. Мельник-Антонович вважає, що саме для Половцова, за його побажанням, чи з ініціативи Київської Громади вчений почав складати ґрунтовну записку, з метою пояснити походження течії «українофільства», спростувати різні вигадки та напади на українофілів і з’ясувати фактичний грунт українства — особливості (антропологічні, психологічні, філологічні, етнографічні, історичні, соціальні тощо) українського народу. Довідка готувалася як стислий аргументований компендіум усіх ознак українства, систематизований різними науковими галузями знань, проте була не позбавлена публіцистичності й, очевидно, спеціально полемізувала з поглядами російських шовіністів.

 

 

¹ Невидані спогади В. Г. Ляскоронського за Володимира Боніфатієвича Антоновича як професора // Україна. 1928. Кн. 6. С. 74 — 75.

 

 

Однак праця залишилася незавершеною. 1 березня 1881 р. був убитий Олександр II й усі надії на конституційні реформи стратилися. Сенатор Половцов, терміново від’їжджаючи до Петербурга, заявив, що про минулі розмови та сподівання доведеться забути на довгий час. В. Б. Антонович не про- /760/ довжив і не завершив уже непотрібної нікому довідки, так вона й залишилася у його архіві, обірваною на півслові.

В тексті довідки вчений дає характеристику «українофільства» — зміст цієї течії і уявлення про неї в російських колах. Він також аналізує складові частини й особливості українського етносу, починаючи з антропології, яка на той час швидко розвивалася в Європі, і з досягненнями якої Антонович познайомився детально 1880 р. в Парижі в Інституті антропології (лабораторія Топінара).

Як і у випадку зі статтею «Три національні типи народні», в наш час аргументація автора значною мірою застаріла, тому рекомендуємо читачеві звернутися до спеціальної літератури, вказаної вище.

Магістр Георгіус з Русі